Мухаммад — дважды беженец из России
Мухаммад Абдурахманов — беженец из России, чеченец по происхождению. Покинул страну в 2015 году из-за угрозы физической расправы и преследований со стороны властей Чечни в отношение его родного брата, ныне блогера с международной известностью, Тумсо Абдурахманова.
Тумсо попал в поле зрения руководителя администрации главы и правительства Чечни из-за политических и религиозных взглядов (салафизм). В Чечне, где инакомыслие может караться уголовным и иным преследованием вплоть до пыток и внесудебной казни, бегство из страны с семьей действительно единственный путь к спасению.
Мухаммад занимается общественной деятельностью, является представителем чеченской благотворительной ассоциации VAYFOND в Германии. Консультирует мигрантов, в том числе, своих земляков, хотя ему самому немецкий суд отказал в защите.
О жизни соискателя убежища, о преследованиях и о том, что его ждет при возвращении в Россию, Мухаммад рассказал в интервью.
— Я уроженец Грозного. По образованию менеджер, закончил Северо-Кавказский федеральный университет в Пятигорске, работал в организации Электросвязь.
4 ноября 2015 года на пересечении проспекта Путина и улицы Чернышевского мой брат, Тумсо Абдурахманов (ныне известный блогер), был остановлен кортежем тогдашнего руководителя администрации главы и правительства республики Ислама Кадырова. Вследствие чего мой брат был похищен.
У нас редко бывает, чтобы вся семья покидала страну из-за преследований кого-то одного. И обычно на этом все попадаются, поскольку проблемы начинаются у всей семьи. Моя мать работала в больнице, была заведующей кардиореанимацией. У каждого из нас была своя жизнь, — работа, друзья. Но брат сказал, что надо срочно уезжать. Я хорошо осознавал, что происходит.
— Вы поддерживаете идею независимости Чечни?
— Да, но когда я там жил, я нигде это открыто не высказывал, с флагом Ичкерии не ходил и никакие мероприятия не проводил. У нас это смертельно опасно. Любое инакомыслие преследуется. Это касается не только политики, но и других сфер. У меня религиозные взгляды, отличающиеся от тех, что в Чечне дозволены. Конечно, это нигде не прописано, но у нас разрешен только «путинский ислам», то есть суфизм определенных направлений, исповедуемый Кадыровым и его окружением. Любое иное вероубеждение преследуется. Конечно, это полностью противоречит конституции России.
— Германия не первая страна, в которую вы попали после отъезда из России?
— Да. Сначала мы всей семьей выехали в Грузию. Там мы вскоре попросили убежище, но нам было отказано. Формулировка — наше нахождение на территории страны противоречит интересам Грузии. Тогда мы приняли решение перебраться в Европу.
В марте 2017 я прилетел в Германию транзитным рейсом Тбилиси-Сараево (Босня и Герцеговина) с пересадкой в Мюнхене. На этой пересадке я и “сдался”.
Спустя полгода, едомство по делам мигрантов и беженцев (бундесамт) отказало мне в предоставлении убежища. В отказе Германия объясняет, что мне ничего не угрожает на территории России.
— Тем не менее, вы еще боритесь за статус беженца?
— Я обжаловал решение суда, но снова получил отказ. Стоит отметить, что заседание суда по обжалованию было весьма необычным. Как правило, у выходцев из Чечни председательствует один судья. И почти никогда не присутствует сотрудник ведомства по делам мигрантов. В моем случае судей было пять, сидел представитель миграционного ведомства и было еще два посетителя (процесс открытый), которых я и мой защитник распознали как работников криминальной полиции, хотя они и не представились.
Адвокат была в шоке, говорила, это что-то новое, такого она еще не видела.
На суде я с самого начала изложил всю свою историю и причины отъезда с родины.
— Вам пояснили причины вторичного отказа в убежище?
— Пока нет, хотя по срокам положено. Возможно, чиновники пытаются сформулировать ответ так, чтобы невозможно было дальнейшее обжалование. Мы должны понимать, на что в своем отказе ссылается суд, чтобы продумать план дальнейших действий. Возможно, будет стандартный ответ в самых “красивых” немецких традициях: упомянут, что я могу жить в Москве или в Твери, если в Чечне меня преследуют. А может быть, Германия пойдет тем же путем, что и Грузия и ответит, что я представляю угрозу общественной безопасности и конституции. Но в этом случае они должны это как-то аргументировать.
Самое главное, чтобы не было предпринято неправомерных шагов. Неугодных мигрантов, особенно в той федеративной земле, где я нахожусь, могут насильственно выслать в обход немецких же законов. Отношение местной власти к беженцам очень суровое в этом регионе, ощущается сильное давление. Это замечают даже граждане Германии.
Возможно, это связано с “правыми” чиновниками, здесь силен националистически настроенный Христианский социальный союз, ХСС.
Надеюсь, в отношении моей семьи власти все же пойдут демократическим путем, который декларируют.
— В чем заключается ваша деятельность как представителя VAYFOND в Германии?
— Содействую чем могу. Принимаю обращения, делюсь доступной мне информацией. Беженцы из Чечни, находящиеся в Германии, Франции, часто просят советов. Я прежде всего определяю, действительно ли у людей есть существенные проблемы. Часто приезжают те, кого обвиняют в участии в сирийской войне. У нас обязательное условие помощи — убедиться, что человек действительно не воевал на стороне террористических организаций. Если выяснится, что воевал, мы не оказываем помощь, а если он обвинен несправедливо (проверяем это по своим каналам), то оказываем поддержку консультацией, связями.
Несколько раз мы проводили акции в защиту беженцев. Например, узнали, что в одном из беженских лагерей Германии (одно время я сам там жил), очень плохое питание. Постоянно всухомятку, это вредно детям. Мы объявили сбор продуктов для беженцев из кавказских республик, живущих там. В другой раз наша организация поддержала международную акцию, митинг против депортации беженцев. Там было много людей из Африки, беженцы с Балкан. Я был там с еще одним волонтером от VAYFONDа. Мы держали флаги Чеченской республики Ичкерия.
Кроме того, мы митинговали в Берлине перед посольством Боснии и Герцеговины против высылки Ахмеда Алтамирова, которого эта страна в итоге экстрадировала в Россию. Все уличные выступления, на которых мы присутствовали, были законны и согласованы.
Также мы проводили сетевые флешмобы за беженца Аслана Яндиева, ингуша, которого Словакия выдала России, и в поддержку Оюба Титиева, главы грозненского “Мемориала”, осужденного чеченским судом по сфабрикованному делу.
— Вы сейчас по-прежнему живете в беженском лагере?
— Нет, я живу в общежитии, хайме. Они намного меньше лагеря, обычно это одно-два строения. Обычно там живут до сорока семей. Я живу с матерью, женой и сыном. Кухня и удобства там общие, обстановка похожа на коммуналку.
— Как получилось, что после отъезда из Грузии вы с братом разделились и попали в разные страны?
— Я решил, что в плане соблюдения прав Германия предпочтительнее Польши и дальше от границ России. Даже билеты на этот рейс стоили дешевле. Так мы и улетели. А Тумсо пришлось задержаться в Тбилиси. Спустя примерно месяц брат решил повторить мой путь, попытался вылететь рейсом через Мюнхен. Но у него ничего не вышло, — не пустили на самолет.
По закону любой человек имеет право на транзитный рейс, даже без визы, при условии одной пересадки на территории Шенгена. Но авиакомпании могут не допускать некоторых людей, в особенности уроженцев Северного Кавказа. Многие пользуются транзитом как лазейкой для просьб об убежище. Думаю, в этом причина недопуска Тумсо на борт. Ведь месяцем ранее человек с тоже фамилией воспользовался им для приезда в Германию. В итоге брат полетел через Варшаву и остался в Польше.
У нас до последнего была надежда на Грузию. Чеченские власти обвинили моего брата в том, что он ездил на войну в Сирию, а он не то что в Сирии, или на ее границе, а даже и в Турции не был, — обвинение в его адрес нелепо и бездоказательно. А мы — его родственники, подвергающиеся опасности. Ну какая причина Грузии опасаться и не принять нас?
— Вас лично в чем-то обвиняют?
— Нет, никакого уголовное дела на меня нет. Хотя, из-за деятельности VAYFOND, когда мое лицо часто мелькает на просторах интернета, допускаю, что я уже тоже внесен в какие-то профилактические списки. Думаю, что при первой же проверке на российской границе, я моментально буду задержан и отправлен на допрос. Руководство Чечни объявило награду за жизнь моего брата, он последовательный критик Кадырова.
— Если вас выдадут в Россию, там вас подвергнут пыткам?
— Я в этом уверен. Через меня попытаются оказать давление на моего брата. Если я или моя мать попадут в руки кадыровцам, этим они смогут заставить замолчать Тумсо как блогера, а сейчас это их основная цель, — чтобы он перестал вести эфиры и снимать видео, рассказывать о преступлениях Рамзана Кадырова и его чиновников. Наши родственники, оставшиеся в Чечне, подвергаются постоянным преследованиям. Наши родные дяди, двоюродные дяди и прочие родственники. К ним приезжают с камерами местного телевидения и угрозами заставляют ругать Тумсо. Недавно они заставили наших дядь отказаться от родства с Тумсо и проклясть его. Одного из наших пожилых родичей вынудили сказать, что кровь моего брата допустима.
По обычаям нашего народа, если кто-то убил родственника, то убийце объявляется кровная месть.
А кадыровцы вынудили наших родных объявить о том, что никакой кровной мести в случае убийства Тумсо не будет. То есть, подготовили почву для этого преступления. Хотя, конечно, и кадыровцы понимают, что слова, сказанные под угрозами пыток или подброса наркотиков, никакую кровную месть не отменят. Людей просто запугали, они это произнесли.
— Действительно, Тумсо поднимает острые вопросы в эфирах своего Ютуб-канала.
— Он проводит очень большую работу, анализирует факты и объясняет происходящее в республике. Многие люди с его помощью осознали, что обстановка там нездоровая, что идут репрессии. Сейчас народ начинает говорить, подписчики присылают свои собственные истории, которые побоялись рассказывать открыто. Некоторые подают голос за независимость Ичкерии. Кадыров видит в этом для себя большую опасность. Становится понятно, что не работает пропаганда о его отце, Кадырове-старшем, якобы спасителе народа. Эта пропаганда не выдерживает никакой критики. Властям Чечни нечего противопоставить публикациям Тумсо.
Конечно, если я попаду в руки кадыровцев, они будут использовать меня в своих целях. Покажут меня на всех официальных каналах, заставят порочить моего брата. Отнимут загранпаспорт, посадят в тюрьму, может, подкинут мне что-то, объявят экстремистом. Это не составит труда.
— Вам лично поступают угрозы?
— Силовик, односельчанин Рамзана Кадырова, военное должностное лицо снял видео, где говорит, что надо моему брату отрезать язык и “выкинуть всех его родственников”. Напрямую мне лично угроз не поступало. Конечно, бывают угрожающие комментария в сети. Когда прошла новость, что суд отказал мне в убежище, в комментариях писали, “надеемся, что тебя выдадут”. Может быть, у троллей времени на меня нет. А может быть, это тактика такая.
Когда наши родные на камеру отрекались от брата, я думал, что и от меня откажутся. Но меня не упомянули. Возможно, это делается специально, чтобы немецкая юстиция сочла, что для меня угрозы нет и выслала меня в Россию.
Если бы мне угрожали, это послужило бы мне хорошим аргументом в вопросе о предоставлении статуса беженца.
Когда мой брат ведет свои эфиры, ему приходят сообщения с угрозами нашей маме. Сетевые тролли всегда матерят, оскорбляют мать. Это в чеченском обществе очень серьезное оскорбление.
— Как мама в этих условиях держится?
— Ей тяжелее всего. Она взрослый человек, а тут — новая страна, новое общество, другая культура, другие отношения. Она постоянно работала, была среди людей, была востребована. И тут выбили почву из-под ног. Ей трудно. У нее более сорока лет стаж работы в медицине. А ее уволили по статье за прогулы. Для нее это очень болезненно. У нее состоялся суд, но мы пока не знаем решения. Надеемся, что хотя бы ей разрешат остаться в стране. Нам будет спокойнее.
— Тот факт, что вы заранее знали, что к вашим родственникам придут с телекамерами, доказывает, что кто-то из близкого окружения чеченского руководства вас предупредил, что даже в этом лояльном власти кругу у вас есть поддержка.
— Поддержка просто колоссальная, среди простого народа — стопроцентная. Некоторые работники силовых структур нас тоже поддерживают. Не поддерживать невозможно, разве что есть какая-то корысть или зависть, или зависимость от сегодняшней власти. Обычные чеченцы, когда тут в Германии меня встречают, спрашивают, о, ты брат Тумсо? Говорят, что очень приятно меня знать, считают за честь дружить. Это такой рупор простого народа. По сути, мой брат не говорит ничего нового, велосипед не изобретает. Он озвучивает то, что знает каждый чеченец, но не может сказать вслух. Это похоже на времена сталинских репрессий, когда люди не могли ничего говорить, но все всё знали. Знали, что в ГУЛАГе сидят безвинные люди, но молчали об этом.
— Для вас это может быть опасно, что вас в Германии узнают. Ведь за Тумсо, опять-таки, охотятся.
— Да, это так. В чеченском обществе невозможно скрыть, кто ты есть на самом деле, к какому роду принадлежишь. Так или иначе, все состоят в каких-то родственных связях. Если не прямо родственник, но, скажем, двоюродная сестра замужем за кем-то из того села, откуда родом человек, который сейчас в Европе. Если его обманешь, он через родню все равно узнает, что к чему. Он поймет обман, спросит, а как твоя фамилия, а где ты живешь, а как твоего отца зовут? Это риск. Конечно, это облегчает организацию покушения на меня. Я и полицию осведомил о своей ситуации, но никаких действий они не предприняли. Немцы скептически к такому относятся, они будут работать только по факту. Убьют, тогда будут принимать меры.
Мне это напоминает ситуацию в Австрии, когда убили бывшего телохранителя Кадырова.
Он за несколько месяцев обращался в полицию, но они ему сказали сообщить, когда что-то произойдет. И только после убийства полиция спохватилась. Тогда они уже взяли под защиту чеченских мигрантов, которым угрожала опасность. В Германии особая опасность для меня, поскольку здесь находится человек, который называет себя представителем Кадырова, у него представительство в городе Киль. У него в окружении точно такие же кадыровцы. Эти люди ходят с оружием. Они даже особо не скрывают. Если у них обнаружат это оружие, максимум, что им грозит — привлекут за незаконное хранение. А такого человека, как я, сразу обвинят в террористической деятельности, если найдут у меня оружие.
— У вас есть основания полагать, что к вашему делу об убежище относятся предвзято под влиянием российской стороны?
— Это тяжелый вопрос. Нам суд в Грузии отказал в убежище, потому что грузинская разведка дала какую-то информацию, что мы представляем угрозу государству. Но ни нам, ни нашим защитникам не объяснили, о чем идет речь. По той же самой причине моему брату отказывают в убежище в Польше. Спецслужбы считают, что он угрожает безопасности этой страны. Может быть, они считают нас российскими шпионами.
Сказать, что эти страны боятся Россию? Но почему тогда других людей принимают? Возможно, дело в том, что из-за активной деятельности моего брата у кадыровской власти много неприятностей, и даже у российской власти тоже, это одна и та же власть. А может быть, дело в том, что эти страны боятся, что нас убьют на их территории и они не смогут нас защитить. Есть сведения, что будет попытка покушения на нас и у нас есть информация, что за жизнь моего брата назначена награда в пять миллионов долларов. Ищут человека на территории Европы, который мог бы это сделать.