“Россия и Узбекистан сейчас одинаково опасны”

Али Феруз — российский и узбекский журналист. У Али образование лингвиста, он знает несколько языков, включая арабский и персидский. На узбекском, таджикском и русском говорит с детства, — рос в межнациональной семье. Али освещал политические события в Узбекистане, затем стал стажером “Новой газеты” в Москве. Этого оказалось достаточно, чтобы навлечь на себя гнев властей обеих держав. Против журналиста развернули репрессии, полгода он провел за решеткой под угрозой депортации.

О жизни в эмиграции, о преследованиях со стороны националистов в России и Европе, об участии в международном проекте и своем домашнем кошачьем питомнике Али рассказал в интервью. 

— Ты многое пережил за последние годы, о твоем деле многие писали, говорили, переживали. Как ты живешь сейчас, как тебе в Берлине? 

— Есть посттравматика, депрессия, тревога, страхи, я пытаюсь со всем этим жить.  В памяти живо преследование властей, травмы, от нападений нацистов. Наслаиваются трудности эмиграции, переезды из города в город, иная культура. Я заново всему учусь, как ребенок, с трудом адаптируюсь, устаю. Иногда хочется все послать на… все ненавижу, чувствую ностальгию, тоску по местам, где я вырос, по друзьям. Самое трудное, что я не могу вернуться. Но бывает и наоборот, я чувствую радость и счастье, — вау, круто, в какой хорошей стране я живу, какие хорошие люди меня окружают!
Берлин многонациональный город, здесь мне комфортно. Здесь можно одеваться и выглядеть как тебе хочется. 

— Над чем ты работаешь сейчас?

— Участвую в международном проекте. Мы изучаем миграционные проблемы правозащитников и журналистов с получением иностранной визы для краткосрочных визитов. Речь идет о выездах на конференции, например для российских правозащитников, осужденных по политическим мотивам. Им могут отказать в визе, особенно если статья была уголовная. Скажем, защищался от полицейских на митинге, тронул шлем и вот уже сфабриковали дело. В этом случае отказ во въезде несправедливый.
Иностранные  НКО приглашают таких людей рассказать об их опыте активизма, либо для знакомства с иностранными коллегами.
Я беру интервью у отказников из России и других постсоветских стран, собираю кейсы. Эти данные лягут в основу исследования. Их анализируют и готовят презентацию. Цель нашего — подготовить базу для упрощения визовой политики в отношении этих людей. 

— У тебя российское гражданство?

— Нет. Но я имею на него право по конституции. Моя мама россиянка. А я гражданин Узбекистана. Живя в Москве, я намеревался получить гражданство, но спецслужбы выступили против. Это одна из причин, почему я был вынужден покинуть Россию.

— Как развивались события после твоего ареста в августе 2017 года? 

— В тот день я был на занятиях по вокалу. Когда вышел, меня уже поджидали. Продержали до вечера и ночью отвезли в Басманный суд. Он был уже закрыт, однако заседание по мне провели и приняли решили депортировать в Узбекистан. Там мне грозили худшие преследования, поэтому я попытался покончить с собой.
Меня отвезли в центр временного содержания мигрантов. Адвокаты обратились в Европейский суд, и мое выдворение приостановили. Я провел за решеткой шесть с половиной месяцев, прошел несколько судов. Меня обвиняли в нелегальной работе в “Новой газете”. В итоге сложных переговоров решено было, что я уеду в Германию.
16 февраля 2018 сотрудники спецслужб отвезли меня в аэропорт, посадили на самолет и я улетел. Перед рейсом мне вручили международный паспорт от Красного креста и немецкую визу. 

— С чем было связано преследование в России?

— Думаю, из-за журналистской деятельности. У спецслужб России и Узбекистана тесное сотрудничество. Как-то я опубликовал материал про выборы после смерти главы страны Каримова. Описал политическую подоплеку, рассказал о фальсификациях. За тот текст мне даже дали премию, но властям он, естественно, не понравился. Меня начали преследовать на родине, а в России продолжили. Видимо, был запрос на мою депортацию. 

— Какая страна опаснее, Россия или Узбекистан?

— Сложно сказать. Раньше был однозначно Узбекистан, а сейчас там новый президент, при нем не так жестко, как прежде. Россия же напротив, раньше было свободнее, а сейчас обстановка ужесточилась.

— Расскажи о татуировке на своей шее. Надпись по-арабски?

— Похоже на арабский, но написано по-английски: “Born Free”, “рожден свободным”. Набил до того, как сесть в тюрьму. 

— Ты веришь в бога?

— Нет, я атеист. Родился в мусульманской семье, какой-то период был религиозным. Но пришел к выводу, что религия — институция для управления и манипуляций. Кроме того, религии радикально смотрят на гомосексуальность. Геев, согласно их канонам, надо убивать, уничтожать. Мне не нравится идея, что меня будут убивать. Я считаю себя нормальным человеком. Не обманываю, не ворую, не убиваю. 

Христиане уничтожали, убивали геев. Да, повлияла внутрицерковная реформа, религия смягчилась. Ислам более молодая религия и там идут свои процессы. Возможно, и в нем появится направление более мягкое, менее фундаментальное, сравнимое с христианством в нынешнем виде и гомосексуалам станет безопаснее жить. 

— Ты покинул родные тебе, но опасные страны. Доносятся ли до тебя отголоски той нетерпимости и ненависти, от которой ты бежал?

— Да. Но я от этого абстрагируюсь. Я получаю хейтерские сообщения в месенджерах, письмах.

— В связи со всем этим не жалеешь, что занялся журналистикой, навлек гнев чиновников и пережил арест, тюрьму, изгнание?

— Когда брался писать, понимал, что это опасно, что будут пытаться запугать меня, заглушить.  

— А как попал в “Новую газету”?

— Я с детства восхищался Анной Политковской. И когда я оказался в Москве, у меня появилось желание заниматься журналистикой именно в “Новой”. Я связался с сотрудниками издания и сказал, что хочу стажироваться. Меня пригласили в редакцию.

— В России распространен национализм. А как с этим в Узбекистане? Есть дискриминация по национальному признаку?

— Я бы так не сказал. Там со времени Советского союза много русских, целые районы, где живут русские. Бытовой расизм есть, но это не то, что в России.

В Москве на меня напали в метро и избили из-за азиатской внешности. Нацисты ходят по ночам и убивают людей из центральной Азии. А в Узбекистане тебе могут сказать, эй ты, русский, иди отсюда. Но это не физическое насилие. 

— В Германии ты сталкивался с насилием?

— Да, как-то на меня напал неонацист в Берлине. Я пострадал, мне не удалось сразу вызвать полицию, я ее долго искал, нашел, написал заявление. Я не получил серьезных повреждений и меня вызвали только через два месяца. За это время я забыл, как выглядел  нападавший, уже не было смысла идти на допрос.

— С учетом недавной поимки в Берлине российского киллера (убившего чеченца Зелимхана Ханговшили в центре Берлина), идут разговоры, что от России исходит опасность?

— Нет, Германия придерживается политики дружеских отношений с Россией. Защищает интересы России, либо держит нейтралитет.

— Ты помимо прочего разводишь кошек, это для продажи?

— Это давнее увлечение, я занимался этим в Москве, но толком ничего не вышло. А здесь спокойная жизнь и я решил продолжить. Зарегистрировал питомник,  приобрел кошек. Это  курильский бобтейл, моя любимая дикая порода. Пока почти никого не продал.

— С какой страной ты связываешь свое будущее?

— Это сложный вопрос. В Европе много проблем. Не меньше, чем в России. Они меньше по масштабу, но есть. В Германии происходят гомофобные нападения. Это пресекается, но не искоренено. На мелкие атаки, которые происходят часто, общество и власти не реагируют.

— Ты бы хотел вернуться в Россию?

— Только после смены режима. Я думаю, это произойдет в ближайшие пять-десять лет.  



Лидия Михальченко
Исследовательница Свободной России