Израиль – центр моей жизни
Лидия Михальченко
Аркадий Майофис — недавний репатриант, бизнесмен, создатель израильской фирмы Yoffi (уникальные подарки из Израиля).
В прошлом — владелец известной российской региональной телекомпании ТВ-2, член Академии телевидения, лауреат премии «ТЭФИ» (за вклад в развитие телевидения).
Почему один из самых известных российских медиаменеджеров решил навсегда покинуть родину, как начинать новую жизнь, когда тебе 53 и как с нуля превратить идею в успешный бизнес, чей продукт даже отмечен в ресторанном рейтинге “Мишлен”, Аркадий рассказал в интервью.
— Вы известны в России и успели приобрести авторитет и известность в Израиле. Почему вы решили уехать?
— У меня отобрали все, что создавалось в течение 25-ти лет. Мою компанию закрыли. Но если по большому счёту, причина более глубокая. Мои политические, эстетические, гуманистические, человеческие воззрения радикально разошлись с воззрением подавляющего большинства населения России. Я понял, что я не хочу жить со всем этим. Я верю социологическим опросам, согласно которым подавляющее большинство россиян поддерживает Путина. Значит мои ценности радикально противоположны ценностям подавляющего большинства моих сограждан. Я в тотальном меньшинстве. Невозможно бороться с подавляющим большинством населения. Если им хорошо, то пусть они в этом хорошо и живут. Но без меня. Я сожалею, что понял это слишком поздно.
— Вам поступали угрозы?
— Были угрозы и именно это стало причиной такого скоропалительного отъезда. Спецоперацией по нашему уничтожению занималось ФСБ. Официально уголовного преследования не было, но мне передали из разных источников, что они дожидаются последнего дня эфира, после которого уже некому будет защищать меня и моих коллег. Не думаю, что со мной бы расправились, полагаю, меня сознательно выдавливали из страны, формировали такую атмосферу. Но я и не собирался проверять так ли это.
— Вы занимались больше журналистикой или бизнесом?
— Как говорится, в шоу-бизнесе мало шоу и много бизнеса.
— Когда вы репатриировались?
— В 2015 году.
— Почему выбрали Израиль?
— Потому что я еврей. Я не был сионистом в полном смысле этого слова, но я всегда любил Израиль, понимал, почему он был создан и как, это для меня всегда имело большое значение, и я не раздумывал над выбором страны. Некоторые мне говорили, “не уезжай сразу в Израиль, получи сначала политическое убежище в «нормальной» стране, а потом живи где хочешь”. Но для меня Израиль и есть нормальная страна. И мне есть с чем сравнивать.
А вообще, нет никакой разницы в какой стране ты начинаешь новую жизнь. Другой язык, другое законодательство, другая ментальность. Это общее для всех стран. Начинать с нуля сложно везде. А особенно, если ты решаешься открыть бизнес.
— В Израиле была относительно большая “пост крымская” алия в 2014 году. Репатрианты говорили, что захват Крыма Россией стал последней каплей в решении об отъезде. Вы держались еще год. Была надежда, что удастся пережить это?
— Если вы у меня спросите, были ли у меня иллюзии о том, что будет со страной дальше… Конечно, не было.
Но нам казалось, что мы такие маленькие, что нас ещё какое-то время не тронут. Может быть долго. Страна все сильнее менялась, а мы нет, у нас был создан такой заповедник подлинной свободы слова. Мы были как староверы в отдаленных скитах — жили по совести и вдалеке от советской власти. А потом началась атака на нас, это длилось какое-то время, убежать в этой ситуации означало бы, что мы сдались, струсили, скурвились, да и все же была слабая надежда, что устоим. А потом, когда поняли, что смерть неизбежна, решили умереть достойно. Дрались до последнего патрона. 8 февраля 2015 года люди собрались на последний эфир. В полночь эфир был прерван. Люди пожали друг другу руки, обнялись и разошлись. Кто куда… Я больше почти никого и не видел.
— Ваш израильский проект Yoffi довольно успешно развивается, хотя поначалу вы писали посты, что все под угрозой.
— Я совершил все ошибки, которые должен совершить приезжий человек. Например, нас раздражали многие израильские офисы — балаган, бардак, нет простора, все на головах друг у друга. Я считал, что нечего “жить на помойке”, мы не будем тесниться. Арендовал большой офис в Герцлии Питуах, нарисовал структуру, рассчитал бюджет, расписал функционал. У меня же опыт, я же знаю как правильно. Но вышло, что все эти расчёты, все эти умничанья они к реальности не имеют никакого отношения. Потом мы переехали в другой офис, потом еще раз, потом оптимизировали расходы, потом ещё раз, сократили штат… Сейчас у нас постоянно работает всего шесть человек, трое из которых члены одной семьи, плюс упаковщики, которых привлекаем по мере надобности.
А лично я, академик и лауреат, собираю коробки, работаю грузчиком, выношу мусор, совмещая все это со множеством других более содержательных функций. И это здорово чистит мозг и гордыню. Плюс мне нет необходимости ходить в спортивный зал — грузчики всегда в хорошей форме.
— Кажется, что немалую роль в вашем деле играет самоирония.
— Над собой не посмеешься — сдохнуть можно. Особенно в наших условиях. Евреи вообще любят посмеяться над собой. У нас в офисе постоянно смех.
— Расскажите, как придумали идею?
Суть простая. В странах, где много туристов, есть сувениры, сделанные из местных продуктов. В Израиле 4 миллиона туристов в год, идёт постоянный рост, но почти нет гастрономических подарков. А ведь такие подарки — это не просто сувениры. Ты как бы представляешь страну через ее продукты, через вкусы. Во-первых, это красиво ! И мне показалось, во-вторых, что эта ниша относительно свободна. И оказался прав. Но я недооценил сроки, естественную агрессивность среды и много чего ещё. Никто здесь нас не ждал. Ни на кого наше появление не произвело впечатления, кроме как на нескольких десятков фэйсбучных приятелей, поддержка которых, с одной стороны, тебе очень помогает; но с другой, создаёт иллюзии собственной крутости.
Понадобилось очень много терпения и нервных клеток, чтобы нащупать свою дорогу.
25 лет до этого я занимался тем, что меня вдохновляло, что доставляло удовольствие. Это для меня базовое условие работы. Если бы я понял, что в Израиле не занята, например, ниша, связанная с производством стеновых панелей, я бы за них не взялся ни при каких обстоятельствах, меня это никак не возбуждает, мне неинтересно. В этом смысле я своеобразный бизнесмен. Нормальный классический бизнесмен идет в ту сферу, где есть деньги. А я иду туда, где интерес.
— Продумывали запасной вариант: если с этим бизнесом не получится, чем заниматься?
— Никогда не задумывался, ни разу. Хотя постоянно об этом спрашивают, есть ли у меня еще какие-то начинания. Но нет, у меня нет шанса проиграть. Разве что только тактически и только временно.
— Вы живете в Тель-Авиве?
— Нет, Гиватаим, это рядом. Отдельный город, но он примыкает к Тель-Авиву.
— А где находится ваше производство?
— У нас нет производства. Мы выбираем, какой продукт (из граната, фиников, тхины, козинак, халвы, оливок, всего, что в Израиле произрастает) хотим видеть в качестве своего товара, а потом ищем производителя. Предпочитаем малых или средних. Закупаем сырье, меняем тару, этикетку и продаем под своим брендом. Превращаем еду в гастрономические, кулинарные сувениры.
— То есть сувениры с большим сроком годности?
— Сейчас есть технологии, которые позволяют при минимуме консервантов обеспечить срок хранения от трех месяцев до трёх лет в зависимости от продукта.
— Каковы критерии выбора поставщиков?
— Высокое качество. Кашрут. Максимально возможная натуральность. Все наши продукты пригодны для вегетарианцев, некоторые для веганов. Вся эта информация есть на этикетках. Также на них указано, что при изготовлении задействованы люди с ограниченными возможностями. Упаковкой заняты инвалиды. Мы уже несколько лет работаем со слепыми и слабовидящими. Перед праздниками или туристическим сезоном, когда заказов много, они не успевают, и мы, сотрудники компании и наши дети, тоже садимся на упаковку рядом с ними. Иногда бывает, что наклеена этикетка не так ровно, как хотелось бы. А мы позиционируем наш товар, как премиальный. Сначала я сильно из-за этого расстраивался. Но потом мне сказали, что безупречно не всегда хорошо, люди поймут , увидев, что вы даёте работу инвалидам. И я успокоился.
— Почему вам важен кашрут?
— У нас два рынка. Первый туристический. Для туристов, как правило, кашрут не имеет большого значения. Второй — корпоративный. Наши подарки покупают израильские компании на праздники — своим гостям, акционерам, клиентам, сотрудникам, участникам конференций. Здесь кашрут важен. Мы решили, что пусть будут только кошерные товары, чтобы не запутаться.
— Что в бизнесе в Израиле не так как в России?
— Бизнес в Израиле, особенно малый или средний, завязан на личные контакты, личные отношения. Играет роль то, как ты себя ведешь с теми или иными людьми. В России бизнес более формализован. Договорились? Поехали, работаем. Здесь так не бывает. Важно дать почувствовать, что ты человека уважаешь, ценишь, не забываешь о нем во время праздников. На первых порах репатрианты недооценивают эти особенности.
В России я мог собрать сотрудников и сказать: у нас тяжелые времена, зарплата задерживается, проявите понимание. Был финансовый кризис 98-го года, я просил коллектив, подождите, обязательно все выплатим. В Израиле такое не сработает. Любой работник знает свои права и готов их защищать, как бы он ни был лоялен компании и тебе лично. Зарплата составляет существенную часть в бюджете компании, значительно бОльшую, чем в России. По-другому работают банки. Это не плохо и не хорошо. С непривычки хочется сказать, что плохо. Но потом понимаешь, это другие правила.
Впрочем, есть сферы, где Россия ушла далеко вперед, что естественно для страны, в которой многое создавалось с нуля. Например, тот же банковский сервис в России развит значительно лучше.
— Вы следите за событиями в России?
— Слежу. У меня там близкие люди, друзья остались. Но я все меньше переживаю, читая российские новости. Но все же. “Фантомные боли” — ноги уже нет, но она иногда чешется.
— Участвуете в российских выборах в Израиле?
— Только в израильских. Пусть россияне сами выбирают того, кого заслуживают.
— Российский паспорт в посольстве продлевали?
— Да. Я продолжаю быть гражданином России. Но я все меньше ощущаю себя россиянином.
— Свое будущее вы связываете только с Израилем?
— Будущее свое и детей я связываю с чем угодно, кроме России. Хочу, чтобы дети были людьми мира. А себе хочу вернуть то состояние, в котором пребывал многие годы: жил в одной стране и постоянно ездил. Израиль — это дом, центр моей жизни, но мне важно путешествовать сколько хочу и куда я хочу. Пока не получается.
— Вы соблюдаете еврейские традиции, отмечаете местные праздники?
— Трое моих младших детей родились здесь. В садике, школе они впитывают традиции быстрее, чем мы, родители. Я не религиозный, я атеист, но я вижу смысл, например, в семейных встречах шабата. Проводишь два полных дня с родными. Самое главное — с детьми. Но это не такая простая к исполнению традиция, как может показаться.
— Как вы проводите выходные?
— У нас маленькие дети — 3, 5 и 7 лет. Все уикенды подчинены детям. Куда-то со всеми выбраться — это целый вызов, но надо что-то придумывать, чтоб не сойти с ума. Ходим к друзьям, у которых есть собаки, или дети, ездим в зоопарки, ходим в парки, на пляж. Слава богу, в Израиле есть, чем заняться.
— Со времен репатриации были в России?
— Ни разу.
— При каких обстоятельствах вы бы вернулись жить в Россию?
— Нет таких обстоятельств. Там похоронены мои родители, там остались близкие, но жить там не хочу. Я абсолютно искренне убежден, что на смену любому улучшению политической и экономической ситуации в России обязательно придет реакция. И чем мощнее будут улучшения, тем отвратительнее реакция. Россия это самый эффективный из известных мне маятников, где невозможно простраивать длинную стратегию, невозможно думать о передаче своего бизнеса детям. Нет поколения за последние сто лет в России, когда бизнесмены передавали бы свое дело по наследству. Я создавал телекомпанию, у меня ее отобрали. В моей семейной истории это все уже было и если я в третий раз пойду на эксперимент, это будет сильно попахивать мазохизмом.
Мой отец и мой дед жили в Риге. Дедушка и его брат владели меховым бизнесом, они преуспевали. В июне 1941 года у них все отобрали, включая 3 больших дома на одной из центральных улиц Риги, и сослали в Сибирь. Моему отцу тогда было 14 лет. Когда из ссылки дед вернулся в Ригу, имущества не было. Он с бабушкой жил в комнатке с подселением. Пять квадратных метров. Это все, что ему советская власть дала взамен отобранной собственности.
Хватит! Мои дети им не достанутся. Да они им и не нужны!
Лидия Михальченко
Исследовательница Дома свободной России